181
Ваш же покорный слуга был заблаговременно предупрежден выпускниками этого института о возможных провокациях подобного рода и был к ним готов. Так что нельзя недооценивать важность агентурных сведений для поддержания боевой готовности! Предвкушающих веселые минуты «шутников» в военной форме ждал достойный ответ. О да! Возможно, в первый раз за всю историю существования этого института они получили по заслугам! Долгие годы, проведенные мною в шаолиньском монастыре в строгом посте и изучении методов третирования остроумцев в униформе, не прошли понапрасну! Но об этом, мой любезный собеседник, я расскажу как-нибудь в другой раз и не исключено, что в другой книге... Один мой друг-«зеленый берет», зная мою слабость к коллекционированию всяких языковых казусов, рассказал мне со смехом, как группа офицеров, в которую входил и он, в ходе выполнения задания в Таиланде была представлена одному весьма высокопоставленному официальному лицу. Обстановка была достаточно формальной и даже несколько торжественной, и переводчик из «зеленых беретов», называя фамилии своих коллег, использовал перед ними слово «кун», что является чрезвычайно уважительной формой обращения – наподобие бывшего нашего «достопочтимый господин» или японского сверхвежливого «сама». В группе находился один политически откорректированный «африканце-американец», и когда переводчик представил его, используя, конечно, вежливое слово «кун» (переводчик употреблял это слово перед всеми фамилиями), то он немедленно впал в неуправляемую истерику, вызвав всеобщее замешательство. Церемония была скоропостижно прервана. «Зеленые береты» бесславно отступили с «поля боя» и ретировались к себе в гостиницу, чтобы перегруппировать там свои силы. Ситуация была весьма и весьма напряженной. Напряженная «тактическая ситуация» (как выразился мой украшенный зеленым беретом друг), в которую попала его группа, осложнялась еще и тем, что никто ничего не понимал, включая переводчика, а истеричный «африканец» категорически отказывался давать «показания», до утра запершись у себя в номере, откуда лишь периодически доносился звон разбиваемой посуды, угрожающие вопли и удары чего-то тупого – очевидно, его головы – о стены. К утру в номере наступила мертвая тишина, а затем дверь отворилась и на пороге появился он сам – горделиво-спокойный, хотя и бледный (насколько это было возможно при цвете его кожи), и в полной парадной форме. В его руках были несколько листков бумаги, которые оказались официальными рапортами. Один рапорт он тут же вручил командиру группы, а копии предназначались всем – начиная от командира корпуса и вплоть до министра обороны и президента. 181
|