105
Так и напечатано! Вероятно, выводя сие на бумаге, переводчик думал только о немецком слове der Rabe или die Krähe и не представлял себе, что же стоит за словом, какой рождается зрительный образ. Очерк в журнале “Подъем”, герой - наш современник, молодой парень из казаков. У него тоже “гордый, цвета вороньего крыла, чуб”. Уж наверно, очеркист неплохо знает родной язык, и, наверно, очерк прочитан был редактором. Неужто в тех краях, в самом сердце России (журнал печатался в Воронеже!) не отличат серую ворону от черного ворона? Отличат, конечно, когда увидят на дереве, а не на печатной странице. Один читатель возразил мне: есть несколько пород ворон, в том числе и черная. Да, верно. Но в поговорку, в речение искони вошел именно ворон: и тот, что ворону глаз не выклюет, и тот, чье крыло - символ самой черной черноты, в отличие от вороны, которая (пуганая) куста боится. Неужели “вороново крыло” уже забывается, уходит в прошлое вместе со многими золотыми крупицами русской речи? Странно исказилось слово “усугубить”.Некогда оно означало - удвоить, позже - еще и усилить, увеличить (заботу, внимание и т. п.). Но ведь стали писать: усугубить положение, ситуацию! 200-тысячным тиражом распространялись такие словесные уроды: “Никто не назвал бы ее (самку кита) красавицей, усеявшие переднюю часть плавников вздутия только усугубляли картину”! Или: “Положение усугубляется тем, что...” Примерно так “вошло в язык” безграмотное “переживать” в значении волноваться, огорчаться. Сначала словечко это было одной из примет пошлой, мещанской речи, оно могло прозвучать в едкой пародии Аркадия Райкина, вложенное в уста какой-нибудь обывательницы: “Ах, я так 105
|