356
Приведу лишь несколько примеров того, как богата, щедра и раскована в своей не формальной, а по существу верности подлиннику была манера И.Романовича. Двое мальчишек, герои “Встречи”, сбежали с уроков. Сам рассказчик - не то чтобы уж очень паинька, но мальчик воспитанный, явно из добропорядочной, верующей ирландской семьи - изрядно уступает своему приятелю Мэхони в удали. Тот прихватил с собой рогатку, сплошь сыплет жаргонными словечками, а преподобного отца Батлера называет “старым козлом” (Old Bunser). И чуть дальше Мэхони говорит о третьем парнишке: “Так я и знал, что Толстяк сдрейфит”. Речь непринужденная, естественная для мальчишек. А это была не шутка - полвека назад так передать подлинник, хотя бы неслыханно дерзкое в устах юного католика прозвище священника. И про Толстяка буквально можно было бы (куда скучнее) сказать, что он струсит, испугается (Fatty’d funk it). Но не только в словарях, доступных переводчику в 30-х годах, даже в словарях современных доброй половины Джойсовых жаргонных словечек не найти! И убедительные находки переводчика рождены были проникновением в подлинник, живым пониманием обстоятельств и характеров. Другой рассказ в переводе И.Романовича - “Милость божия” - резко сатирический. Изрядно упившегося джентльмена, коммивояжера, приятели доставили домой, к жене. Одному из них она говорит: Я знаю, вы ему настоящий друг, не то что иные прочие. Они только на то и годятся, чтобы не пускать его домой... пока он при деньгах. Друзья, нечего сказать! В подлиннике ее речь негладкая, не очень правильная - и в переводе вся интонация безукоризненно достоверна. 356
|